С новым годом вас, с праздниками!!!
Что по вашему жизнь? Что такое по моему полноценная настоящая жизнь. Я
всегда то время которое проводил на работе, не считал жизнью, отделял его от
жизни. Потому, что то время которое я проводил на работе, я тратил на заработок
денег, для того чтобы потом жить на них. Поэтому всегда хотелось, сделать всю
работу и начать уже наконец жить. Но, что же значит настоящая, полноценная,
счастливая жизнь, что на самом деле важно в ней. Я как то был на тренинге
психологическом и там была такая игра: Нам раздали цветы из бумаги с шестью
лепестками и по середине было написано «я». Нам нужно было по степени важности
на лепестках написать, то из чего состоит наша жизнь, то чего нам не хватает в
этой жизни и то без чего мы её не представляем. На первом лепестке у меня была
душа потому, что без души человек это уже не человек. На втором вера, вера в
жизнь, вера в любовь, в людей, в что то хорошее без этого жить очень сложно. На
третьем месте семья, родные, близкие, те люди которые рядом, человеку одному
тоже очень тяжело. На четвёртом месте здоровье, если ты болен, ты тоже
наслаждаться жизнью не сможешь. Ну и чего мне больше всего не хватает мне в
жизни, это любимого человека рядом. А на шестом лепестке, это то без чего вы не
представляете свою жизнь, я написал – без всего этого. То есть без пред идущих
пяти лепестков. По-моему счастливая жизнь без этого не возможна. А потом нам
сказали отрывать лепестки и оставить лишь один. Но по моему если не хватает
хоть одного лепестка в вашей жизни, то это не жизнь, а существование.
Люди, друзья давайте же начнём делать каждый день, что то чтобы начать жить, а не существовать. Ещё я
заметил если ты любишь человека по настоящему, то в те минуты в тот момент
когда он рядом, ты забываешь про всё остальное и ты чувствуешь и видишь только
его. Вы как бы объединяетесь и становитесь одним целым, нет больше её и тебя
есть только мы.
Цитирую «Иметь или быть?» Эриха Фромма. Солидарность - антагонизм
Любить, восхищаться, радоваться, не желая при
этом обладать объектом любви и восхищения,- на это обращал внимание
Судзуки при сравнении образцов английской и японской поэзии (см. гл. I). И
действительно, современный западный человек редко испытывает радость "в
чистом виде", не связанную с желанием обладать. Но это вовсе не чуждо нам.
Пример Судзуки с цветком был бы неуместен, если бы перед взором путника
предстал не цветок, а, скажем, гора, луг или вообще что-нибудь такое, что
физически невозможно унести с собой. Пожалуй, многие люди, если не большинство,
в самом деле не способны увидеть гору; вместо того, чтобы созерцать
ее, они предпочитают выяснить ее название, высоту или подняться на нее, что
тоже можно понимать как одну из форм обладания. И лишь немногие действительно
могут видеть гору и восхищаться этим видом. То же можно сказать и о наслаждении
музыкой: покупая запись понравившейся музыки, человек совершает акт овладения
этим музыкальным произведением, и, по-видимому, большая часть людей, получающих
удовольствие от искусства, попросту "потребляют" его; и лишь очень
немногие способны истинно наслаждаться музыкой и искусством, не испытывая
никакого побуждения к обладанию.
Межличностные отношения могут служить одним из
наиболее удачных примеров наслаждения без стремления обладать тем, чем
наслаждаешься. Мужчина и женщина могут получать радость от общения друг с
другом: каждому из них могут нравиться взгляды, вкусы, идеи, темперамент или
личность другого человека в целом. Такая взаимная радость общения возбуждает желание
сексуального обладания лишь у тех, кто непременно должен иметь то, что
им нравится. Для тех же, кто ориентирован на бытие, общение с другим человеком
само по себе доставляет удовольствие и радость, и даже если он привлекателен в
сексуальном плане, совсем не обязательно, говоря словами Теннисона, срывать
цветы, чтобы наслаждаться.
Люди с установкой на обладание хотят владеть
теми людьми, которых они любят или которыми они восхищаются. Это наблюдается в
отношениях между родителями и детьми и между друзьями. Очень редко партнер
ограничивается удовольствием лишь от общения с другим человеком - каждому
хочется сохранить другого для себя. Отсюда и наше ревнивое отношение к тем, кто
также хочет "обладать" нашим партнером. Каждый ищет себе друга (подругу),
как потерпевший кораблекрушение ищет - для спасения - внешней опоры.
Взаимоотношения, построенные преимущественно на принципе обладания, тяжелы,
обременительны, чреваты конфликтами и вспышками ревности.
Итак, при способе существования по принципу
обладания основу отношений между индивидами составляют соперничество,
антагонизм, страх. Антагонизм вытекает из самой природы таких взаимоотношений.
Если основа моего самосознания - обладание, так как "я - это то, что я
имею", то желание иметь сопровождает стремление иметь все больше и больше.
Другими словами, алчность - это естественная черта человека,
ориентированного на обладание. Это свойственно скряге или барышнику, ловеласу
или любительнице наслаждений. И что бы ни было предметом обладания, алчному
всегда чего-то не хватает, он никогда не чувствует полного удовлетворения. В
отличие от физиологических потребностей, например голода, удовлетворение
которых определяется физиологическими особенностями организма, духовная
алчность (а все виды алчности являются именно таковыми, даже если они и
удовлетворяются сугубо физиологическим путем) не имеет предела насыщения, так
как утоление такой алчности не устраняет внутренней пустоты, скуки, одиночества
и депрессии. И далее: если тем или иным способом можно отнять у нас то, что мы
имеем, то нам нужно иметь как можно больше, чтобы защитить свое существование
от подобной угрозы. Но каждому хочется иметь все больше, поэтому нам следует
опасаться агрессивных намерений своего соседа отнять у нас то, чем мы владеем.
И для предотвращения возможных поползновений на нашу собственность мы должны
стремиться ко все большему могуществу и, в свою очередь, сами становиться
агрессивными. Кроме этого, так как производство, какого бы уровня развития оно
не достигло, никогда не будет поспевать удовлетворять всевозрастающие
желания, между индивидами обязательно возникнут соперничество и антагонизм в
борьбе за достижение еще больших благ. Причем, надо полагать, борьба не
окончится даже тогда, когда наступит время полного изобилия, так как люди,
обделенные физическим здоровьем и красотой, талантами и способностями, будут
завидовать черной завистью тем, кому досталось "больше".
Ориентация на обладание и вытекающая отсюда
алчность необходимо ведут к антагонизму в межличностных отношениях - это
справедливо как для отдельных индивидов, так и для целых народов. Пока народы
будут состоять из людей, ориентированных главным образом на обладание и
алчность, они не смогут избежать войн. Они непременно будут желать того, что
есть у другого народа и пытаться достичь желаемого путем войны, экономического
давления или угрозы. Естественно, они захотят использовать в борьбе против
более слабых стран весь арсенал имеющихся у них средств; они будут
организовывать различные международные союзы, превосходящие по силе ту страну,
против которой они ополчились. И война будет развязана даже в том случае, если
шансы на победу будут проблематичными,- и не потому что какая-то страна
испытывает экономические затруднения, а просто в силу желания иметь все больше
и больше, глубоко укоренившегося в социальном характере.
бывают, конечно, и периоды мира. Но одно дело -
прочный мир и другое - мир недолговременный и непрочный, по сути, период
накопления сил, восстановления промышленности и армии; другими словами,
существует большое различие между миром как постоянным состоянием гармонии и
миром, являющимся, скорее, просто перемирием. И те периоды перемирия, которые
были в XIX и XX вв., можно охарактеризовать как хроническое состояние воины
между основными силами, действующими на исторической арене. Мир как состояние
прочных гармоничных отношений между народами возможен лишь при условии, что
структура обладания уступит место структуре бытия. Сама мысль о возможности
мира на фоне постоянной борьбы за обладание и прибыли является иллюзией, причем
опасной иллюзией, так как она мешает людям осознать следующую альтернативу:
либо радикальное изменение своего характера, либо бесконечные войны. Эта
альтернатива возникла уже давно, но лидеры сделали ставку на войну, а народ
пошел за ними. Если же говорить о сегодняшнем дне и дне завтрашнем, то
немыслимое увеличение разрушительной силы новых видов вооружений уже не
оставляет выбора - быть или не быть войне,- теперь речь может идти только о
взаимном уничтожении.
При ориентации на бытие не один человек, а
миллионы людей способны разделить радость, которую может дать один и тот же
объект,- ведь никому не нужно обладать им, никто не хочет иметь
его для того, чтобы наслаждаться им. Это позволяет не только избежать борьбы,
но создает условия для одной из самых глубоких форм человеческого счастья -
счастья разделенной радости. Мало что так объединяет людей (не ограничивая при
этом их индивидуальности), как общее восхищение человеком и общая любовь к
нему, общность идей, наслаждение одним и тем же музыкальным произведением,
картиной или каким-либо символом, соблюдение одних и тех же ритуалов и,
наконец, общее горе. Подобные общие переживания создают и поддерживают основы
отношений между двумя индивидами; на них основаны все великие религиозные,
политические и философские движения. Разумеется, все это справедливо лишь в том
случае, если наши любовь и восхищение искренни и неподдельны. Когда религиозные
и политические движения превращаются в консервативные, когда бюрократия
управляет людьми с помощью угроз и внушений, тогда разделенная радость
становится не более чем вещью и не обогащает наших переживаний.
И хотя природа создала как бы прототип - или,
может быть, символ - разделенного наслаждения, а именно половой акт, в
действительности он далеко не всегда становится взаимным наслаждением; зачастую
партнеры настолько нарциссичны, настолько поглощены собой, испытывают столь
сильные собственнические инстинкты, что можно говорить лишь об одновременном, а
не о разделенном наслаждении.
Радость - удовольствие
Жизненная сила сотворяет радость - так учил
Мейстер Экхарт. Слово "радость" современный читатель воспринимает,
как правило, в значении "удовольствие". Между тем эти понятия
существенно различаются, особенно применительно к принципам бытия и обладания.
Понять это различие отнюдь не легко, ибо мы живем в мире "безрадостных
удовольствий".
Что же такое удовольствие? Это слово
употребляется в разных значениях, но в наиболее распространенном понимании его
следует определить как удовлетворение какого-либо желания, не требующее усилий
(затрат жизненной силы). Таким удовольствием - и очень сильным - может быть и
удовольствие от успеха в обществе; от крупного заработка; выигрыша в лотерее
или на скачках; обычное сексуальное удовольствие; удовольствие от вкусной и
обильной еды; это приподнятое настроение, вызванное алкоголем или наркотиками;
состояние транса; удовольствие от удовлетворения садистских наклонностей, жажды
убийства и уничтожения живого.
Человек, чтобы считать себя богатым или
знаменитым, конечно, должен проявить определенную активность, т.е. деловую
хватку, одного происхождения здесь мало. Достигнув цели, он может испытывать
"волнение", "глубочайшее удовлетворение" - он достиг
"наивысшей точки", некоего "пика". Но какого пика? Может
быть, пика удовлетворения, экстаза или разнузданности? А ведь подобного
состояния можно было достичь под влиянием таких страстей, которые хотя и не
чужды человеку, но, однако же, патологичны, так как в действительности не ведут
к адекватному решению человеческих проблем. Такие страсти не соответствуют
развитию и совершенствованию человека, а, напротив, ведут к его деградации.
Наслаждения радикальных гедонистов, удовлетворение все новых желаний,
удовольствия, представляемые современным обществом,- все это в той или иной
степени возбуждает, но не приносит радости. А отсутствие радости
заставляет искать все новых, все более возбуждающих удовольствий.
В описанном смысле положение современного
общества можно уподобить положению евреев три тысячи лет тому назад. Обращаясь
к народу Израиля, Моисей сказал: "Ты не служил Господу, Богу твоему, с веселием
и радостью сердца, при изобилии всего" [Второзаконие, XXVIII, 47].
Творческая деятельность сопровождается радостью. Это не "пиковое
переживание", которое возникает внезапно и внезапно же исчезает. Это,
скорее, эмоциональное "плато" - то состояние, которое сопутствует
проявлению самых важных человеческих способностей. Радость - это не сиюминутное
пламя, это розное горение бытия. После того, как был достигнут так называемый
пик удовольствия, наступает чувство печали - ведь хотя мы и испытывали
возбуждение, внутри нас не произошло никаких изменений. Наши внутренние силы не
возросли. Просто была сделана попытка прервать скуку неплодотворной
деятельности и на миг сконцентрировать всю свою энергию, все свои возможности,
за исключением разума и любви, в едином порыве. Другими словами, была
предпринята попытка стать сверхчеловеком. Как будто и удалось достичь минуты
торжества, но затем пришла очередь испытать горечь печали - ведь внутри
человека не изменилось ничего. "После совокупления животное печально"
("Post coitum animal triste est") - эти слова могут быть отнесены к
сексу без любви, т.е. достижению "пикового переживания" сильнейшего
возбуждения - и волнующего, и доставляющего наслаждение,- за которым неминуемо
следует разочарование, ведь все уже позади. В сексуальной сфере радость
возможна лишь тогда, когда физическая и духовная близость составляют целое,
т.е. любовь
Радость - это добро; печаль (tristitia), что
лучше перевести как "скорбь", "уныние",- это зло. Радость -
это добродетель, печаль - грех.
Таким образом, радость - это то, что мы должны
испытывать в процессе движения к цели стать самим собой
Грех и прощение
В классических иудаистском и христианском
учениях грех отождествляется с неповиновением воле божьей. Это со всей
очевидностью вытекает из распространенного представления о первородном грехе
как о неповиновении Адама. Правда, в отличие от христианской религии, в
иудаизме неповиновение Адама считается не "первородным" грехом,
который наследуют все его потомки, а лишь первым грехом, не обязательно
распространяющимся на потомков.
И все же чаще всего неповиновение воле божьей -
какой бы она ни была - есть грех. В этом нет ничего удивительного: Бог в
этой части Библии предстает непререкаемым авторитетом, созданным по образу и
подобию Царя Царей. Тем более мы не должны удивляться, учитывая, что почти с
момента свое; о зарождения церковь приспосабливалась к существующему
социальному строю, а при феодализме, как и сейчас, при капитализме, нуждалась и
нуждается для осуществления своих функций в строгом соблюдении паствой
установленных законоположений, независимо от того, отвечали они истинным
интересам людей или нет. И дело не в том, насколько суровыми или либеральными
были законы и каковы были средства принуждения к их выполнению. Гораздо важнее
другое: люди должны бояться авторитета не только в лице начальника, который
"носит пистолет". Этого страха недостаточно, чтобы обеспечить должное
функционирование государства. Страх следует интернализовать и придать
неповиновению моральный и религиозный аспекты - назвать его грехом.
Люди соблюдают законы не только из-за страха
наказания, но и потому, что неповиновение вызывает у них чувство вины.
Избавиться от этого чувства можно, получив прощение, которое должно исходить от
самой власти. Условия такого прощения могут быть: раскаяние согрешившего, его
наказание, принятие грешником этого наказания и тем самым подчинение закону.
Установившаяся последовательность: грех (неповиновение) - чувство вины - снова
смирение (наказание) - прощение - представляет собой порочный круг, так как
каждый акт неповиновения ведет к усилению повиновения. И лишь немногие не дают
усмирить себя таким образом. Героем этих немногих является Прометей. Он,
несмотря на то, что Зевс наказал его с невероятной жестокостью, не покорился и
не чувствовал себя виновным. Прометей знал, что взять огонь у богов и отдать
его людям - это акт сострадания; он не повиновался богам, но и не согрешил.
Подобно другим любимым героям (мученикам) человеческого рода. Прометей нарушил
традицию отождествления непослушания с грехом.
Но общество состоит не из одних героев. И пока
столы накрыты лишь для меньшинства, а большинство должно служить целям этого
меньшинства и довольствоваться остатками барского стола, следует культивировать
отношение к неповиновению как к греху. И действовавшие сообща государство и
церковь культивировали такое отношение, так как они должны были защищать свои
иерархии. Государству была необходима религия как идеология, отождествляющая
неповиновение с грехом; церковь же нуждалась в верующих, которых государство
воспитывало в духе повиновения. И церковь, и государство использовали институт
семьи, назначение которой - воспитание ребенка в повиновении, начиная с самого
первого проявления им своеволия (вначале эти усилия направляются на соблюдение
правил личной гигиены). Необходимо отучить ребенка от проявления своеволия,
чтобы подготовить его к будущей взрослой жизни, в которой ему следует вести
себя должным образом как гражданину.
Если
понимание греха как неповиновения является составной частью авторитарной
структуры, а значит, и модуса обладания, то совершенно иное значение оно
приобретает в рамках не авторитарной структуры, основанной на модусе бытия.
Это второе значение также подразумевается в библейской истории
грехопадения; это нетрудно понять, если по-другому ее интерпретировать.
Поместив человека в сады Эдема, Бог запретил ему вкушать плоды с древа жизни и
с древа познания добра и зла. Видя, что "нехорошо быть человеку
одному", Бог сделал женщину. Мужчина и женщина должны были стать
"одной плотью". Оба были наги "и не стыдились". Обычно это
утверждение интерпретируется с точки зрения традиционного взгляда на проблемы
пола, в соответствии с которым для мужчины и женщины должно быть естественным
стыдиться своих неприкрытых гениталий. Но, по-видимому, в Библии имеется в виду
не только это. Приведенное утверждение может иметь и более глубокий смысл, а
именно: хотя мужчина и женщина лицезрели друг друга с головы до ног, они не
испытывали - и не могли испытывать - стыда, потому что они воспринимали друг
друга не со стороны, как посторонние, как отдельные индивиды, а как "одна
плоть".
Данная изначальная для всего человеческого рода
ситуация радикально меняется после грехопадения, когда мужчина и женщина
становятся людьми в полном смысле этого слова - людьми, наделенными разумом,
познавшим добро и зло, познавшим друг друга как отдельные индивиды и
осознавшими, что их первородное единство нарушено и что они стали чужими друг
другу. Они и близки друг другу и в то же время разделены, отделены друг от
друга. Они чувствуют глубочайший стыд - от того, что видят друг друга
"нагими", и в то же время испытывают взаимное отчуждение, невероятную
разделяющую их пропасть. Чтобы скрыть наготу, в которой они предстали друг
перед другом, "они сделали себе опоясания", пытаясь тем самым
избежать всей полноты человеческих отношений. Но стыд, как и чувство вины, не
спрячешь за фиговым листком. Они не сблизились друг с другом в любви; возможно,
они и желали друг друга физически, но физическая близость не устраняет
отчужденности между людьми. И то, что они действительно не любили друг друга,
проявляется в их отношении друг к другу: Ева не пытается защитить Адама, а Адам
стремиться избежать наказания, во всем обвиняя Еву.
Так в чем же состоит их грех? В том, что они
увидели друг друга как разделенные, изолированные, эгоистичные человеческие
существа, которые не могут преодолеть свою разъединенность даже в акте любви.
Этот грех коренится в самом человеческом существовании. Лишенные изначальной
гармонии с природой - столь характерной для животных, жизнь которых
определяется врожденными инстинктами,- наделенные разумом и самосознанием, мы
не можем не чувствовать свою крайнюю отчужденность от любого другого
человеческого существа. В католической теологии такое существование, состоящее
в полном разъединении и отчуждении, которые не преодолеваются и в любви,
определяется как "ад". Это непереносимо для нас. Любым способом нам
необходимо преодолеть эту пытку разъединенностью: подчиняясь ли властям,
пытаясь ли заглушить голос разума и сознания. Однако каждый из этих способов
хорош лишь на краткое время - он не дает истинного решения проблемы.
Единственный способ спастись от ада- освободиться из тюрьмы своего
эгоцентризма, достичь единения со всем миром. И если главный грех - это
эгоцентрическая разъединенность, то он искупается любовью. Само английское
слово "atonement" (искупление) выражает эту идею:
этимологически оно происходит от слова "at-onement", что на
среднеанглийском означало "единение, слияние, объединение". Но грех
разъединенности не есть акт непослушания, и потому он не нуждается в прощении.
Однако такой грех необходимо исцелить, а это может сделать лишь любовь,
а не наказание.
В заключение можно сделать такой вывод: при ориентации
на обладание, а значит, и при авторитарной структуре грех - это неповиновение и
избавиться от него можно с помощью раскаяния - наказания - нового подчинения;
при ориентации на бытие, при неавторитарной структуре грех - это отчужденность,
и избавлению от него способствует раскрепощение разума, полнота
проявления любви, единение.
